В моем сердце дышит трудно драгоценная змея
ДАИ, по мотивам хэдканонов, Инквизитор и СоласИнквизитор Тревельян — взрослая женщина. В бою она идет на врага в броне из магии, с клинком из чистого света в руке, а там, где нужно принимать сложные решения, делает это быстро, осмотрительно и легко, так, что даже Жозефине не на что пожаловаться, а Лелиане не к кому подсылать убийц. Она была в Тени не духом, но телом. Она ходила на высшего дракона и не единожды. Говорят, солдаты Инквизиции молятся ей, как когда-то люди молились Андрасте.
Но, сидя на земле, зажимая бьющуюся болью, медленно остывающую, руку, она снова чувствует себя маленькой девочкой из Круга: косящей на один глаз, с трудом выговаривающей собственной имя, не способной толком контролировать свою магию. Седой из-за удара своей же молнии. Девочкой, у которой нет ни единого друга, которую почти не навещает семья.
Солас отворачивается от нее к зеркалу, и ужасно трудно дышать: она снова одна, ее снова бросают.
- Солас... - он не оборачивается, даже не останавливается, но замедляет шаг. Сколько до зеркала еще? Четыре шага? Пять? - Подожди, Солас!
Говорить трудно, потому что горло сдавило, перекрутило, вывернуло. От боли перед глазами плавают черные мушки и все вокруг подернуто дымкой, идет рябью, словно они до сих пор в Тени.
- Дориан сказал мне, что я его лучшая... единственная подруга. Сэра сказала мне... что будет рада меня принять.
Что у него за выражение лица, интересно? Безразличие? Недоумение? Она смотрит в землю, но перед глазами и так плывет, так что все равно. Здесь он еще или нет?
- Но они не то. С кем мне говорить о магии? Которая как воздух? Как ветер? Как дыхание?
Она вдыхает, вдыхает глубоко и трудно, потому что губы дрожат и стиснута гортань.
- Я так скучала эти два года... Что ты снил в Тени? Каких духов встретил за это время? Я обещаю, я ни слова не скажу о твоих планах, но...
Прикосновение к плечу почти неощутимо, так она погружена в свою боль, но ладонь узкая и горячая, и постепенно становится легче. Только взгляд не поднять, потому что может ли быть что-то более жалкое, чем просить? И не просто просить, а признавать, что без странного эльфа, который мог бы и не быть древним божеством, снова все будет на так, снова как когда-то давно — в Круге?
- ...Но неужели мы не можем разговаривать?
Сказать бы ему, как все два года за спиной пусто — она сама отлично ставит Барьер, и танцует с клинком, и прохватывает врагов льдом, но все равно пусто и словно бы тянет холодный ветер. Сказать бы ему, что даже Тевинтер умеет делать амулеты для связи на расстоянии, неужели древние эльфы до такого не дошли. Сказать бы, что когда-то она не могла выговорить свое имя и потому так навсегда и осталась Эввой вместе Эвелин — а это она не обсуждала еще ни с кем...
Но наползает темнота и тянет к себе земля, и даже если он что-то говорит, даже если рука на плече ей не чудится, его уже не слышно.
...Через несколько недель ей снится Скайхолд. Закончена роспись, и на последней стене, которая прежде была пустой, стилизованная фигурка женщины с белыми волосами протягивает единственную руку к огромному черному волку, скалящему зубы в ответ. На столе стоят в вазе яркие, пышные, нереальные цветы. Вместо стула два кресла, а кушетка пропала вовсе. Дверь всего одна, и та заперта, но зато есть окно, и из него льется солнечный свет. Все как было и одновременно совсем не так.
Когда Эвва выглядывает наружу, оказывается, что там нет ничего, кроме неба. За подоконник она держится обеими руками, и потому сразу понятно, что это сон и Тень — она все еще думает про себя, как про двурукую, а здесь именно сознание определяет форму.
Когда дверь открывается и заходит Солас — такой же, как всегда, знакомый и привычный, не в золоте и мехах, а в одежде сновидца-странника — Эвва в два шага оказывается рядом и крепко обнимает его, радуясь, что может сделать это не одной рукой.
И чувствует, как он обнимает в ответ — так же крепко, но все же немного смущенно.
Но, сидя на земле, зажимая бьющуюся болью, медленно остывающую, руку, она снова чувствует себя маленькой девочкой из Круга: косящей на один глаз, с трудом выговаривающей собственной имя, не способной толком контролировать свою магию. Седой из-за удара своей же молнии. Девочкой, у которой нет ни единого друга, которую почти не навещает семья.
Солас отворачивается от нее к зеркалу, и ужасно трудно дышать: она снова одна, ее снова бросают.
- Солас... - он не оборачивается, даже не останавливается, но замедляет шаг. Сколько до зеркала еще? Четыре шага? Пять? - Подожди, Солас!
Говорить трудно, потому что горло сдавило, перекрутило, вывернуло. От боли перед глазами плавают черные мушки и все вокруг подернуто дымкой, идет рябью, словно они до сих пор в Тени.
- Дориан сказал мне, что я его лучшая... единственная подруга. Сэра сказала мне... что будет рада меня принять.
Что у него за выражение лица, интересно? Безразличие? Недоумение? Она смотрит в землю, но перед глазами и так плывет, так что все равно. Здесь он еще или нет?
- Но они не то. С кем мне говорить о магии? Которая как воздух? Как ветер? Как дыхание?
Она вдыхает, вдыхает глубоко и трудно, потому что губы дрожат и стиснута гортань.
- Я так скучала эти два года... Что ты снил в Тени? Каких духов встретил за это время? Я обещаю, я ни слова не скажу о твоих планах, но...
Прикосновение к плечу почти неощутимо, так она погружена в свою боль, но ладонь узкая и горячая, и постепенно становится легче. Только взгляд не поднять, потому что может ли быть что-то более жалкое, чем просить? И не просто просить, а признавать, что без странного эльфа, который мог бы и не быть древним божеством, снова все будет на так, снова как когда-то давно — в Круге?
- ...Но неужели мы не можем разговаривать?
Сказать бы ему, как все два года за спиной пусто — она сама отлично ставит Барьер, и танцует с клинком, и прохватывает врагов льдом, но все равно пусто и словно бы тянет холодный ветер. Сказать бы ему, что даже Тевинтер умеет делать амулеты для связи на расстоянии, неужели древние эльфы до такого не дошли. Сказать бы, что когда-то она не могла выговорить свое имя и потому так навсегда и осталась Эввой вместе Эвелин — а это она не обсуждала еще ни с кем...
Но наползает темнота и тянет к себе земля, и даже если он что-то говорит, даже если рука на плече ей не чудится, его уже не слышно.
...Через несколько недель ей снится Скайхолд. Закончена роспись, и на последней стене, которая прежде была пустой, стилизованная фигурка женщины с белыми волосами протягивает единственную руку к огромному черному волку, скалящему зубы в ответ. На столе стоят в вазе яркие, пышные, нереальные цветы. Вместо стула два кресла, а кушетка пропала вовсе. Дверь всего одна, и та заперта, но зато есть окно, и из него льется солнечный свет. Все как было и одновременно совсем не так.
Когда Эвва выглядывает наружу, оказывается, что там нет ничего, кроме неба. За подоконник она держится обеими руками, и потому сразу понятно, что это сон и Тень — она все еще думает про себя, как про двурукую, а здесь именно сознание определяет форму.
Когда дверь открывается и заходит Солас — такой же, как всегда, знакомый и привычный, не в золоте и мехах, а в одежде сновидца-странника — Эвва в два шага оказывается рядом и крепко обнимает его, радуясь, что может сделать это не одной рукой.
И чувствует, как он обнимает в ответ — так же крепко, но все же немного смущенно.
@темы: Dragon Age